Женский профессор
Забыв поваренную книгу, интегралы,
Магистерство и Коркина дифференцьялы
Я рифмоплетствую, бешусь и каждый час
Душою уношусь раз десять на Парнас...
Из того, что автор этого шуточного стихотворения забыл про поваренную книгу, можно заключить, что автор – женщина. А интегралы и дифференцьялы намекают на математика.
О себе первая в мире женщина–профессор математики писала так: «Я получила в наследство страсть к науке от предка, венгерского короля Матвея Корвина, любовь к математике, музыке и поэзии от деда матери, астронома Шуберта, от цыганки прабабки – любовь к бродяжничеству, остальное – от России».
Уверяют, что когда в имении ее родителей ремонтировали дом, на детскую комнату обоев не хватило, и тогда одну из стен оклеили листками из учебника математики. И Сонечка увлеклась: все время что-то складывала, вычитала, умножала, делила. Отец огорчался: зачем девочке наука? Ее предназначение – замужество, дети…
Софья Васильевна свое предназначение видела в ином. Но в 60-х годах ее века путь в университет в России был женщине заказан. Чтобы уехать за границу девушка придумала фиктивный брак со студентом-естественником Владимиром Ковалевским. Фиктивный брак со временем превратился в настоящий, хотя и не слишком счастливый, но это случилось позже, когда Софья уже послушает лекции в Гейдельберге и Берлине и защитит диссертацию на степень доктора философии в Гёттингенском университете. По словам ее берлинского учителя, отца современного математического анализа Карла Вейерштрасса, трех отличных работ хватило, что ей простили принадлежность к слабому полу.
Ковалевская мечтала работать в России. Но кем? Всем выпускницам заграничных университетов предлагали преподавать арифметику в младших классах. «К сожалению, я не слишком тверда в таблице умножения», – с грустью шутила Софья Васильевна. И после долгих передряг отправилась в Стокгольм, где профессора Ковалевскую обязали со второго года работы читать лекции по-шведски. Она справилась: выучила шведский язык, да так что стала на нем писать – и научные работы, и литературные произведения. Впрочем, и в продвинутой Швеции кое-кто, к примеру, журналист и писатель Август Стриндберг, считал эмансипацию злом. Язвительная Ковалевская комментировала: «В статье Стринберг доказывает так ясно, как дважды два четыре, насколько такое чудовищное явление, как женский профессор..., вредно, бесполезно и неудобно. Я лично нахожу, что он, в сущности, прав».
После двух престижных премий Парижской и Шведской академий наук Софью Ковалевскую, наконец, признали и на Родине. И избрали членом-корреспондентом Петербургской академии наук – первую из женщин.
Мать «Иностранки»
Один я не скучаю
И часто целый свет
С восторгом забываю.
Друзья мне – мертвецы,
Парнасские жрецы;
Над полкою простою
Под тонкою тафтою
Со мной они живут.
Певцы красноречивы,
Прозаики шутливы
В порядке стали тут.
В стихотворении «Городок» лицейских времен Пушкин пишет о библиотеке. Академик Дмитрий Лихачев считал, что цивилизацию можно будет возродить, даже если погибнут все музеи, архивы, университеты и школы, но сохранятся библиотеки.
Среди ученых-библиотековедов мало звучных имен. Но есть: и самое, вероятно, известное в России – Маргарите Ивановна Рудомино. Это имя сегодня с гордостью носит основанная ею библиотека – Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы.
На вопрос, сколько у нее детей, Маргарита Ивановна всегда отвечала: трое. Старшая дочь – библиотека, сын Адриан и дочь Марианна. Родившаяся на стыке веков Маргарита Рудомино работала в библиотеках с восемнадцати лет. В голодной и ледяной столице юный боец книжного фронта лично убеждала новую власть в том, что победивший пролетариат должен знать иностранные языки, чтобы победить в мировом масштабе. И что буржуйские книги с непонятными буквами не стоит пускать на растопку и выкидывать на свалку истории. В 1921 году Маргарита Рудомино добралась до наркома просвещения Анатолия Луначарского и доказала ему необходимость открытия Неофилологической библиотеки.
О том, как она собирала и выстраивала будущую библиотеку иностранной литературы, теперь ходят легенды. Она разработала и проводила в жизнь принцип комплектования фондов, который сформулировала со свойственным ей образным лаконизмом: «...тщательно изучая мировой книжный рынок, собирать только «сливки» и лишь немного «молока», но ни капли «воды».
Попутно Маргарита Рудомино создавала своей библиотеке читателя – организовывала всюду, где только возможно кружки иностранных языков. Из курсов, открытых Рудомино при библиотеке, вырос потом Московский институт иностранных языков. При ее деятельном участии в 1930-х годах возник журнал «Интернациональная литература», ставший потом культовой «Иностранной литературой». И «Издательское товарищество иностранных рабочих в СССР», на базе которого потом создали издательства «Прогресс» и «Иностранная литература». А церковь Космы и Дамиана в Столешниковом переулки достояла новых времен лишь потому, что там открыли книгохранилище – по настоятельной просьбе Маргариты Ивановны.
А в 1973 году Маргарите Рудомино отстоять свою должность не удалось, и директором библиотеки стала дочь всесильного тогда Косыгина. Маргариту Ивановну отправили на пенсию, и даже не разрешили работать в фондах над историей созданной ею библиотеки. Но справедливость все же восторжествовала – в 1990 году. Маргарита Рудомино вернулась в Библиотеку иностранной литературы. Именем на табличке.
Пенициллин-ханум
Судьбу предопределила прочитанная книга: из нее будущий корифей микробиологии, профессор, действительный член Академии медицинских наук СССР узнала о трагической смерти Чайковского. Он погиб от холеры, и энергичная Зиночка решила, что она поборет болезнь. Донская казачка, дочь зажиточного войскового старшины, золотая медалистка Новочеркасской гимназии Зинаида Ермольева приступила к делу без колебаний. «…Я чуть свет лазила через форточку в лабораторию, – вспоминала потом Зинаида Виссарионовна о годах учебы на медицинском факультете Северо-Кавказского университета в Ростове. – Все кругом было закрыто, а мне хотелось лишний часок-другой посвятить опытам». Часком-другим дело не ограничилось: опытам и исследовательской работе Зинаида Ермольева посвятила всю свою жизнь. Настойчивая и деловая, талантливая и работоспособная Зинаида Виссарионовна выполнила поставленную в юности задачу: много лет отдала изучению холеры, а один из опытов даже поставила на себе. Такая самоотверженность не осталась без награды – Ермольева открыла светящийся холероподобный вибрион, который получил потом ее имя. А в Великую Отечественную войну Зинаида Виссарионовна отважно победила холеру: созданный ею холерный бактериофаг спас Сталинград от эпидемии. Причем она же организовала его производство на месте: состав с лекарством разбомбили фашисты. Сталинскую премию, полученную за эту невероятную работу, она отдала на строительство самолета. Истребитель так и назвали: «Зинаида Ермольева».
Тогда же, в разгар войны Зинаида Ермольева получила отечественный пенициллин-крустозин. Он превзошел зарубежный аналог, и миллионы советских людей обязаны жизнью именно ей, хрупкой и очаровательной Зинаиде Ермольевой. Пенициллин-ханум, как шутливо называл ее профессор Оксфордского университета Говард Флори, вчистую проигравший Зинаиде Ермольевой соревнование по качеству созданного пенициллина.
Впрочем, об открытиях Ермольевой многие узнали из художественной литературы – Вениамин Каверин описал Зинаиду Виссарионовну под именем Татьяны Власенковой в романе «Открытая книга».
Первая героиня
Валентина Гризодубова начала летать, чуть научившись ходить. Помог… отцовский ремень: русский авиаконструктор, изобретатель и летчик Степан Васильевич Гризодубов впервые поднял дочь в небо, когда ей не исполнилось и трёх, просто привязав ее к себе ремнями. В четырнадцать лет Валя уже летала на планёре самостоятельно. Потом она выучилась на летчика, облетела всю страну и установила пять мировых авиационных рекордов на легкомоторных машинах. На весь мир ее прославил беспосадочный перелет Москва-Дальний Восток на АНТ-37 «Родина» вместе с Мариной Расковой и Полиной Осипенко. За него девушки получили звание Героев Советского Союза – самыми первыми из женщин Советской страны.
В войну Валентина Гризодубова командовала авиаполком авиации дальнего действия и лично совершила около двухсот боевых вылетов. Вслед за отцом Гризодубова хотела стать инженером и стала – уже после войны она была заместителем начальника НИИ-17 и занималась испытаниями радиоэлектронной аппаратуры для авиации. Позже она руководила Научно-исследовательским летно-испытательным центром, который был создан по ее инициативе. А расслабляясь после полетов или в сильном расстройстве духа, Валентина Степановна часами играла на рояле – еще в молодости она закончила музыкальное училище и даже была зачислена в консерваторию.
Она была отважной, Валентина Гризодубова, и это проявлялось не только в воздухе. Она смело заступалась за репрессированных – ее заслуга есть, к примеру, в том, что Сергея Павловича Королёва перевели с Колымы в Туполевскую «шарашку», то есть в тюремное КБ. Она взяла на работу прославленного Марка Галлая, уволенного из Летно-исследовательского института в пылу борьбы с космополитами.
Первый русский доктор
Прокофий Суслов родился крепостным крестьянином графов Шереметевых, но упорно работал и выбился в купцы. Владелец ситцебумажной фабрики был, понятно, самоучкой, но дочерям решил дать достаточное образование. Нам больше известна его старшая дочь Аполлинария, или Полина – возлюбленная Федора Михайловича Достоевского, которая вошла в историю литературы, оттого, что ее черты литературоведы обнаруживают в Полине из «Игрока», Настасье Филипповне, Грушеньке из «Братьев Карамазовых». А в историю науки вошла младшая – Надежда. Ее теперь называют первым русским врачом.
Эмансипированная выпускница частного пансиона прекрасно владела иностранными языками, писала и публиковала в «Современнике» рассказы, вращалась в кругу революционных демократов, вступила в члены «Земли и воли» и находилась под бдительным надзором полиции. Но путь в университет закрыло не это, а принадлежность к прекрасному полу. Вольнослушательницей Надежда Суслова ходила на лекции Сеченова и Боткина в Медико-хирургическую академию, пока и эту щель не захлопнули. Но научную работу Суслова все же успела тогда опубликовать: в «Медицинском Вестнике» появилась её статья «Изменение кожных ощущений под влиянием электрического раздражения».
«В жажде высшего образования она проявила серьёзность, терпение и представила пример величайшего мужества». Достоевский писал это о русской женщине вообще, но несомненно имел в виду и Надежду Прокофьевну, с которой близко дружил. Первой из русских дам Надежда Суслова получила-таки высшее медицинское образование. Вручая ей диплом докторской степени «по медицине, хирургии и родовспоможению», профессор Цюрихского университета Эдмунд Розе констатировал, что гипотезу о неспособности женщин к наукам можно считать опровергнутой.
Преподавать и заниматься наукой Сусловой в России не позволили. Первая жена доктора Эрисмана, вернувшаяся вместе с ним в Санкт-Петербург, вынуждена была еще раз защитить докторскую диссертацию. Тогда ей разрешили лечить больных: в Санкт-Петербурге, где вложила много трудов в создание женских фельдшерских курсов и публиковала научные работы, в Нижнем Новгороде, в Алуште, куда она переехала ко второму мужу и где закончила свои дни. И где теперь стоит памятником – в парке городской больницы.
Свежие комментарии