Если место и время одомашнивания парнокопытных у учёных особых споров не вызывает (около 10 тыс. лет назад в районе Плодородного полумесяца в Передней Азии), то с лошадью всё оказалось не так однозначно. Например, не очень понятно, зачем это человеку вообще понадобилось. Лошадь – довольно своенравное и шустрое животное, так что для мясомолочного производства лучше держать тот же мелко и крупнорогатый скот, который в эпоху неолита распространился по Земле гораздо шире своего первоначального места одомашнивания.
Сейчас мы, конечно, понимаем, что использовать лошадь как тягловую силу гораздо рациональнее. И нам кажется, что древний человек должен был до этого додуматься. Однако есть одна проблема. Хоть колесо и повозка, которую тянут или те же быки, или одомашненные чуть позже ослы, появляются в той же Передней Азии, и концепция использования домашнего животного как тягловой силы уже существовала к моменту доместикации лошади, археологически следы такого использования – относительно поздняя история. Но обо всём по порядку.
Диким предком всех пород современных домашних лошадей является тарпан. Недавно, к сожалению, вымерший.
Водился он в лесной и степной зонах Северной Евразии. С эпохи палеолита он, наряду с многими другими дикими видами, был одним из основных объектов охоты древнего человека. Об этом можно судить как по находкам костей на стоянках, так и по реалистичным изображениям на стенах пещер – святилищ палеолитического времени. В частности, в пещере Шульган Таш (Каповой) на Южном Урале лошадь - одна из центральных фигур на обнаруженных там панно.
В эпоху неолита начинает распространяться производящее хозяйство – земледелие и скотоводство. Появились домашние сельскохозяйственные животные в районе Плодородного полумесяца. Однако лошади среди них не было, поскольку ареал её распространения находился гораздо севернее. Собственно в этом и заключается проблема: со временем скотоводство узнают и племена Северной Евразии, но от охоты они при этом окончательно не отказываются. И получается, что при раскопках неолитических стоянок мы находим кости домашних животных, кости диких животных и кости лошади. Домашняя она к тому времени или нет – большой вопрос.
О парнокопытных мы можем судить с уверенностью, поскольку за века доместикации в Передней Азии были выведены породы, отличающиеся от диких. И эти породы археологи в готовом виде обнаруживают в степных и лесостепных стоянках. А вот лошади, которых на этих стоянках одомашнивали, от диких ещё ничем не отличались.
Впрочем, многие исследователи этот вопрос решали просто. Домашние парнокопытные им уже известны? Да. Лошади в итоге стали домашними? Да. Значит в неолитических памятниках тоже домашние лошади. По крайней мере, стали ими достаточно быстро.
Первоначально большое количество костей лошадей было обнаружено в энеолитических памятниках правобережной Украины (вторая половина IV тыс. до н.э), что позволило исследователям считать этот регион первоначальным очагом их одомашнивания для мясного и молочного производства.
Затем были открыты стоянки на Южном Урале, датирующиеся VII-VI тыс. до н.э., среди костных остатков которых лошадь также занимала одну из лидирующих позиций по количеству (правда наряду с костями дикого лося). Одним из аргументов в пользу отнесения южноуральских лошадей к домашнему виду был возрастной состав забитых животных. Большая часть особей была моложе 5 лет. Исследователи предполагали, что если бы лошадь была объектом охоты, то на стоянках бы находились кости особей разного возраста.
Наконец, ещё одним центром доместикации лошади может быть Северный Казахстан. Там, на поселениях Ботайской культуры (IV тыс. до н.э.) также было выявлено много лошадиных костей. Можно сказать, что, в основном, только они и встречаются. Кроме того, анализы показали наличие в слое следов лошадиного навоза, что говорит о стойловом содержании. На стенках глиняных сосудов выявлены вещества, оставшиеся от кумыса. А главное, на некоторых лошадиных зубах есть стертости, свидетельствующие об использовании мягких кожаных удил. То есть можно говорить не только о мясомолочном производстве, но и использовании лошади как ездового и тяглового животного.
Однако здесь тоже не всё так однозначно. Генетический анализ показал, что ботайская лошадь не имеет никакого отношения к тарпану и не является предком ни одной из пород домашних лошадей. Зато она прямой предок лошади Пржевальского – дикой лошади, приручить которую так и не удалось.
Всё это позволило некоторым ученым поставить под сомнение принадлежность ботайской лошади к домашнему виду. Максимум на что они соглашаются – это стойловое содержание диких пойманных лошадей «про запас». А следы на зубах объясняют неправильным прикусом.
Впрочем, одомашненность южноуральской лошади они тоже не признают, утверждая, что возрастной состав забитых особей не может быть аргументом в пользу доместикации.
Однако в пользу Южного Урала говорит тот факт, что в погребениях синташтинской культуры (к ней ещё Аркаим относится) обнаруживаются лошади, запряженные в повозку. А если точнее – в боевую колесницу.
И это самые ранние свидетельства. Собственно с изобретением боевой колесницы с лёгким колесом со спицами ученые и связывают привлечение лошади к тягловой работе. Здесь и пригодились её сила, скорость и норов, которые были не особо нужны для бытовых повозок.
Тут, конечно, опять находятся новые «вообще-то». Вообще-то, для того, чтобы запрячь лошадь, нужна упряжь. И такой упряжью в эпоху бронзы являлись псалии. Это такие роговые или костяные пластинки с шипами, которые располагались по бокам лошадиной морды на шнуре, проходившем через рот, и помогали ей управлять.
И псалии известны в восточноевропейских культурах, синхронных синташте. А некоторые археологи считают, что и несколько более ранних. Кроме того, в предшествующих восточноевропейских культурах давняя традиция колесного транспорта, не известного до синташты на Урале. А в одном из могильников есть даже двухколёсная колесница, очень похожая на боевую. Правда с монолитным тяжелым колесом и без погребенной рядом лошади.
Наконец, палеозоологи указывают, что размеры синташтинских лошадей больше соотвествуют размерам особей из восточноевропейских памятников, а не из предшествующих южноуральских. Да и сама синташтинская культура имеет, судя по всему, восточноевропейское происхождение.
Как бы там ни было, даже если запрягать лошадей придумали не на Южном Урале и не в Казахстане, именно здесь это стали делать очень часто и на постоянной основе. И именно отсюда конная упряжь и боевые колесницы распространились по всему Старому Свету, в том числе в центры цивилизации: Египет, Междуречье, Микены, Индию, Китай.
Что касается всадничества, то оно, вероятно, возникло гораздо позже. И даже если древний человек забирался на лошадь верхом, то делал это редко и неохотно. О нерегулярности такого способа перемещения говорит хотя бы тот факт, что до конца эпохи бронзы не встречаются племена, погребенные у которых имели бы деформацию бедренных костей, встречающуюся у кочевников, проводивших в седле большую часть жизни.
Свежие комментарии